Главная Общество Солдаты войны

Солдаты войны

 Выходила на берег Катюша

Они встретились в штабе дивизии. Она — связистка штаба, он — водитель «виллиса», на котором возил командира дивизии. В палатке двое: он и она. Катюша — так звали ее, Николаем величали его. Какое-то время они сидели молча. Первым в убаюкивающей тишине зашелестел какими-то бумагами Николай. Катя тоже принялась за работу: полевым кузнечиком «затрещала» на пишущей машинке. Часто останавливалась и незаметно переводила взгляд в его сторону. Ей давно нравился этот красивый, похожий на цыгана, сержант.

… Ее отношение к Николаю менялось с каждым днем, и она чувствовала это всей душой. Почему-то вспомнился тот первый день, когда «знакомилась» с ним, сердилась на себя за то, что грубо обошлась тогда, назвав его «верзилой»… Готова была сейчас же принести свои извинения. А он, растерянный и улыбающийся, стоял посреди палатки, втайне дивясь ее почти детской непосредственности. Она, не выдержав его немигающего взгляда, соскочила вдруг со стула и опрометью выскочила из палатки. Следом вышел и оторопевший Николай. Обхватив руками тонкую березку, уткнувшись лицом в ее белый, глянцем блестевший ствол, неподвижно стояла Катя, маленькие ее плечи часто и коротко вздрагивали. Так они и познакомились у белой березки. А рядом гремела война.

… Вторые сутки дивизия участвует в боях, немцы рвутся к Смоленску с двух направлений. Напряженность нарастала с каждым часом. Утром, когда рыжиковое солнце лизало серый брезент палаток, Катя в очередной раз вышла на связь — днями ранее она стала телефонисткой штаба дивизии и этой своей новой специальностью очень гордилась. Запищал зуммер, она назвала свой позывной и вдруг оттуда, с другого конца провода, донеслось: «Катюша, это я… Николай». Она переспросила: «Коля, это ты?» Теперь она отчетливо слышала его голос, а говорил он из расположения самого удаленного полка дивизии, куда увёз командира. Катерина совсем не собиралась говорить этих слов: «А ты скоро вернешься, Коля?» Они вырвались как-то непроизвольно, сами по себе, помимо ее воли и разума. И неожиданно для себя услышала: «Сейчас едем, Катюша…»

Эти двое уже не могли быть друг без друга ни часа. Вскоре произошло то, что ни он, ни она не ожидали даже в страшном сне. Обстановка в районе Смоленска накалялась с каждым часом. Командира дивизии то и дело вызывали в подчиненные полки, в штаб армии. Однажды Николай и Катя были вызваны в одну из частей дивизии, где находился комдив, его нужно было срочно переправить в воинскую часть, в которой сложилась непростая обстановка. Ехали полем. И вдруг их «виллис» останавливает полковник-артиллерист и приказывает Николаю изменить маршрут и везти его в другое место. На все возражения твердит одно: «Вези, куда тебе приказывают!» И достает пистолет. Щелчок… Еще миг и, казалось, беды не миновать. Но откуда-то из-за спины Николая разъяренной тигрицей выскакивает Катя, встает между полковником и ставшим для нее родным человеком, что было мочи кричит: «Стреляй, сволочь!.. Стреляй в меня!..» Глаза ее светятся яростью, кажется, она готова насмерть загрызть стоящего перед ней человека в погонах. И полковник отступил.  Сунул пистолет в кобуру и, словно ошпаренный кипятком, рванул в другую сторону…

Герои рассказа мой родной дядя Николай Никитич и его жена Екатерина Дмитриевна. Уже после войны (а закончили ее Катя и Николай на территории Германии), находясь у них в гостях в Подмосковье,  я, обращаясь к дяде, спросил: «Та ситуация с полковником действительно была?» В ответ он кивнул головой и почему-то заплакал.

Они поженились сразу после окончания войны и стали жить в деревне Пикино Солнечногорского района, откуда родом Катюша, у них родились три дочери и сын — мои двоюродные сестры и брат. Потом семья переехала в совхоз «Лунёво», в котором супруги и прожили до конца своей жизни.

А до смерти четыре шага…

Война идет уже второй год. Тяжелые бои развернулись на подступах к Сталинграду. Терентий служит разведчиком  в артиллерии. Дома, в селе Сидоровка, что под Белгородом, остались жена Татьяна и два сына — семилетний Николай и двухлетний Алексей.

Немцы наступают. Поступил приказ: любой ценой уничтожить немецкую огневую точку. Ситуация усугублялась тем, что где-то рядом с ней, у леса, засел снайпер противника. Молоденький лейтенант посылает одного разведчика за другим, но все они погибают под прицельным огнем немецкого снайпера, так и не выполнив боевой задачи.

— Товарищ лейтенант, надо изменить маршрут продвижения к огневой точке немцев, — говорит кто-то из разведчиков, — столько ребят уже полегло…

Лейтенант стоял на своем. Когда дошла очередь Терентия, тот решает: пристреленное снайпером место надо как-то обойти. И он идет на маленькую солдатскую хитрость: проскочить это место быстрыми перебежками, кувырками, по-заячьи, как-то обескуражить немецкого снайпера. Так он смог преодолеть не более пяти метров, затем почувствовал страшную боль в шее и потерял сознание… Далее  был полевой госпиталь, поезд и госпиталь в Саратове…

Злосчастную огневую точку фашистов удалось-таки подавить. В той схватке с немецким снайпером был ранен и Степан – земляк из села Сидоровка. После лечения ему дали краткосрочный отпуск в родное село. И первым делом пошел он не в свой дом, а к Татьяне, чтобы сообщить о гибели мужа. Как мог утешал ее, но она никак не верила в гибель Терентия. Поверила лишь, когда Степан сказал: «Я сам видел его смерть, это было на моих глазах».

В саратовском госпитале Терентий пробыл более трех месяцев, рана была  серьезной: пуля немецкого снайпера попала в шею и, раздробив челюсть, прошла через рот и в щеке, ниже виска, застряла. Для него война закончилась. Впереди был дом, любимые сыновья и жена Татьяна.

Узловая железнодорожная станция Валуйки. Терентий вышел в поле и огляделся, потом встал лицом на север и зашагал. Напрямую до Сидоровки было километров шестьдесят. Шли часы пыльного пути. Впереди, в беловато-серой дымке, вычерчивая на фоне синего неба причудливо-узорчатую линию, виделся знакомый горизонт. Сгущались сумерки. К дому он подошел, когда совсем стемнело. Почувствовав близость родного очага, заныло сердце. Он ощутил в себе какое-то необъяснимое трепетное волнение. О его приходе с войны не знает никто.

До родного дома оставались метры. «Как войти в дом? Не испугаю ли своим внезапным появлением Татьяну? Как она воспримет эту неожиданную встречу?» — такие мысли теснились в голове Терентия.

Он постучал — тихо-тихо. И начался счет тяжелым секундам ожидания. Заблеяла в хлеву овца.

— Кто там? — послышалось, наконец, настороженный голос Татьяны.

— Свои… —  выдавил он со щемящей тоской. И вот дверь приоткрылась. Терентий осторожно, по-кошачьи, шагнул в темные сенцы, а потом и в дом. Следом скользнула и Татьяна. В свете керосиновой лампы узнала его, Терентия. Она смотрела на него испуганными глазами, а потом вдруг тихо стала опускаться на кизячный пол. Терентий успел подхватить ее налету.

— Тереша, миленький… — заголосила она тягуче. – Ты - живой, живой… Бог сохранил тебя, родной, – шептала она.

А рядом стояли сыновья — Николай и Алеша. Он обнял всех троих. Щетинистым лицом прижался к их щекам.

Вот такая вторая история. Ее герой – так же мой дядя - Терентии Никитич. Работал он потом в колхозе, как и до войны, трактористом. У них с Татьяной родились еще четверо детей. Прожили они долгую и трудную жизнь.

 Сегодня — День памяти и скорби. Мне, пятилетним пацаном, пережившим девятимесячную немецкую оккупацию, хочется сказать: «Спасибо всем, кто приближал нашу великую Победу. Вечная память тем, кто погиб, кто не дожил до нее! И вечная скорбь…»

Иван Олейник

Уважаемые читатели!

По требованию российского законодательства, комментарии проходят премодерацию. Мы не публикуем сообщения, содержащие мат, сниженную лексику и оскорбления, даже в случае замены букв точками, тире и любыми иными символами. Не допускаются сообщения, призывающие к межнациональной и социальной розни.